предсказание на тысячелетие

Моровая язва № 5: подавленность и беспомощность

Пятый ангел вылил свою чашу на престол зверя, и сделалось царство его мрачно; и они кусали языки свои от страдания, и хулили Бога Небесного от страданий своих и язв своих; но не раскаялись в делах своих.

/Святой Иоанн Богослов (81—96 годы от Р.Х.), Откровение 16:10—11/

Человек взрослеет и начинает осознавать, что был обманут ложными посулами священнослужителей и политиканов. Общество вселяло в него несбыточные надежды. В тот день, когда он становится взрослым, у человека возникает желание избежать всех жизненных проблем. И первый жестокий удар ему нанесет половое влечение. Для меня это означает СПИД! СПИД не имеет ничего общего ни с гомосексуализмом, ни с гетеросексуализмом; для меня это однозначно потере человечеством желания жить. Когдд бы у человека не пропадало стремление к жизни, данное явление всегда сопровождается мгновенным ослаблением сопротивляемости его организма, ибо тело следует велению рассудка. Тело весьма исполнительный слуга рассудка. Если рассудок теряет тягу к жизни, это сразу отражается на теле, которое резко снижает свою сопротивляемость болезням и смерти. Современный человек дошел до такого состояния, когда начинает проникаться сознанием бессмысленности своего бытия. Он внезапно ощутил себя сиротой в этом мире, и такое чувство порождает у него желание уйти из жизни.

/Ошо (1985 год)/

Как-то на глаза мне попалась статья, в которой рассказывалось об одном американском ученом, превратившем свою лабораторию в своеобразный мышиный городок для изучения жизненных потребностей грызунов. Экспериментатор, отдавая на откуп зверькам помещение, стремился выяснить, какое влияние на деградацию общества и здоровье людей в среде обитания человека оказывают стрессы и перенаселенность.

В самом начале опыта у первых мохнатых обитателей вольера еды и места для житья было в избытке. У желающих покружиться на карусели никогда не возникало проблем. Поилки и кормушки, разбросанные по всей площади поселения грызунов, никогда не пустовали. Можно было потереться носами с особью противоположного пола в местном кафе, после чего самка разрешалась от бремени в темной уютной нише, заранее выбранной предусмотрительным самцом для своего розового потомства. В первые дни жизнь была просто прекрасной — огромный выбор помещений для жилья и изобилие материала для постройки гнезд. Шум, издаваемый семенящими по полу лапками, однако, вскоре начал усиливаться.

Первые признаки раздражения проявились после того, как кто-то обнаружил, что его место на карусели занято нахальным чужаком. Если претендентов оказывалось трое-четверо, то желающему прокатиться, во что бы то ни стало, приходилось прибегать к толчкам и укусам за ухо.

С каждым днем в кафе становилось все теснее от постоянно прибавляющегося потомства дерзких грызунов. До демографического взрыва можно было в уединении спокойно пережевывать пищу у кормушки. Теперь же, для того чтобы получить свой дневной рацион, нужно было, орудуя когтями, пройтись по головам сородичей. Зачастую для получения доступа к пише хватало клока шерсти, вырванного из шкурки соседа.

Ситуация, в действительности, приняла характер экономического кризиса, когда масса наплодившихся самцов начала конкурентную борьбу за право обладания катастрофически убывающей соломой для гнезд. Взъерошенные и нервозные отцы семейств получали от негодующих мамаш бесконечные нагоняи, выражавшиеся в щипках и укусах, за их неспособность обеспечить приплоду адекватное количество материала для подстилки. Мало того, на расшатанную нервную систему стало оказывать разрушающее воздействие бремя новых забот. Взрывные темпы появления на свет потомства вынуждали нескольких самок и их попискивающих малюток набиваться, как сельди в бочку, в нишу, рассчитанную на одно мышиное семейство. В те дни мышиный городок превратился в своеобразную Калькутту четвероногих. Умножающиеся толпы нищенствующих семей с вечно голодным потомством, не имея собственного гнезда и рыская по улицам в поисках пропитания, вынуждены спать среди отбросов и собственных испражнений.

Новые поколения обитателей мышиного городка теперь сбивались в плотные кучи, производившие впечатление угрюмой копошащейся массы. Редко можно было заметить искорку в паре черных бусинок-глаз. Шерсть свисала клочьями с их потускневших шкурок, на которых начали появляться первые раковые язвы.

Тем не менее зверьки кое-как, но продолжали борьбу за существование. Действия их во многом напоминали поведение людей, общество которых они и моделировали: тех, кто бедствует в поселках из бараков и времянок в странах третьего мира, или влачит нищенское существование в трущобах городов Запада. Грызуны, пуская в ход зубы и когти, вели беспощадную борьбу за мышиный идеал — своеобразную вариацию американской мечты — умеренное количество пищи, умеренное размножение и умеренное катание на своей карусели.

Волна беззакония захлестывала мышиное сообщество, а преступность принимала массовый характер. Грызня между родителями и их отпрысками стала заурядным явлением. Любая попытка приблизиться к кормушкам или карусели оборачивалась настоящей межобщинной битвой. В конце концов, жуткая скученность форсировала падение нравов и окончательное моральное разложение мышей. Весь городок неистово закружился в разнузданной оргии убийств и каннибализма. Даже самки, доведенные до отчаяния, начали пожирать свое потомство. И, наконец, стрессы и перенапряжение от ежедневной борьбы за выживание привели к вспышкам целого ряда заболеваний среди мышей и почти полному их вымиранию.

Судя по всему, ни одно живое существо, — коим бы ни был объем его мозговых полушарий — не любит выказывать признаков беспомощности и расставаться с надеждой. Следует лишь шевелиться и выкручиваться по мере сил. Необходимо только, чтобы дали возможность спокойно питаться, плодиться, да избавляться от переваренной пищи и, самое главное, не отягощали душу напоминаниями о неотвратимой катастрофе.

Шаманы племени хопи, а также провидцы иных туземных народов мира полагают, что большая часть рода человеческого вымрет в ближайшем будущем от недуга, порожденного страхом и отчаянием. Они убеждены в том, что это случится, несмотря на поражение коммунизма в идеологической схватке с капитализмом, и вне зависимости от того, будут ли ракеты с ядерными боеголовками выпушены из стартовых шахт или же выброшены на мусорную свалку. (Предосудительное отношение аборигенов к техническому прогрессу объясняется только тем, что именно они стали жертвами его издержек.)

Когда все, что для нас ныне свято, будет опорочено и мы обнаружим, что наши кормушки пусты, карусели битком набиты, гнезда загажены, а сопротивляемость организма болезням резко снизилась, — возможно, даже в этом случае мы ради сохранения иллюзий пустимся во все тяжкие и поведем себя подобно своим собратьям-грызунам с Крайнего Севера — леммингам. Когда кишащая грызунами тундра превращается в рассадник заразы, лемминги иногда, поддаваясь стадному чувству, устремляются все как один в сторону океана. Выдвигаются теории о некой генетической аберрации, или инстинктивном позыве зверьков, заставляющем их верить в существование за морем пастбищ с более сочной и густой травою. В конце своего пути грызуны тонут, погибая в волнах моря самоубийственной надежды.

Шаманы хопи утверждают, что будущее и возможность дожить до новых времен есть лишь у того, кто сумеет избавиться от бремени воспоминаний о прошлом. Те, кто не сумеет преодолеть трудности, связанные с грядущими кардинальными переменами, могут, выражаясь метафорически, утонуть в океане собственного страха перед переменами.

Читать далее: Моровая язва № 6: опиум лжепророков